> И вот тут вступает в силу то самое во-вторых. А тут опять вспомнились "Раздумья ездового пса" В.В. Ершова:
--- Как-то недавно я шел через школьный двор. Было лето, пора ремонта, и школа освобождалась от старой мебели. Стулья, столы, целые секции кресел из актового зала -- все это горой лежало на школьном дворе, и школьники, десятилетние пацаны, истово, в поте лица, ломали еще целые стулья, со смаком выворачивая ножки и бросая их в большой пионерский костер. Прхожие равнодушно бросали взгляд и шли себе мимо. Костер равнодушно поглощал плоды человеческого труда. Это уже 90-е годы. А в 50-х, когда я еще учился в школе, соседский мальчишка по безотцовщине попал в школу-интернат. Это был уже не тот ужасающий послевоенный детдом, где в нищете, голоде и ожесточении бились за жизнь сироты войны, -- нет, это была новая школа, где детей хорошо кормили и одевали. Но вот, по истечении срока носки вполне добротной одежды, ее по акту полагалось уничтожать: рубили топорами, иной раз сами старшеклассники. Родители их ходили в то время в куфайках и кирзухах; еще годную одежду можно было по уму отдать в те же детдома... нет, плоды человеческого труда -- рубили. Дети. Я не могу пройти мимо помойки, на которую кто-то выбросил стул со сломанной ножкой. Ну возьми ты эпоксидку, намажь, приложи, обмотай до утра -- и стул, продукт труда человеческого, обретет новую жизнь. Когда я вижу, что вещь в беде, я не могу пройти мимо. Так нет же: бич не отдает. Он при мне ломает стул ногами, разжигает из него костерок и грязными черными руками смачно отправляет в рот сосиску, под пивко. Он недавно украл кабель, по которому подавался ток в наши гаражи, и мы всю зиму были без света. Кабель он порубил, принес и продал приемщику цветного лома, где-то здесь же, в гаражах... может, по его наводке. Он заработал себе на пиво. А тот, кто держит в цепких руках сеть приемных пунктов цветного металлолома по всей стране, загнал алюминий за рубеж и честно стал миллиардером. Он лоббирует где-то кого-то, и тот закрывает глаза на то, что руками бичей прочно обустраивается в стране разруха. К зиме бич сопьется вконец, заболеет, обморозится, его подберут на улице, отрежут черные пальцы в больнице, и моя дочь будет его лечить, исполняя клятву Гиппократа. А я буду без света чинить в гараже старую машину, простужусь, тоже заболею, мой бронхит меня доконает, меня спишут, и я уже не смогу летать, зарабатывать и помогать своей взрослой дочери-врачу выжить в этом мире. Я не могу пройти мимо сломанной и выброшенной вещи на помойке. Она не виновата, что человек определил ей такую судьбу. Но мимо человека, определившего свою судьбу -- жить на помойке, -- мимо Человека, Личности, которая сама низвела себя до почти животного уровня, -- я пройду. ---
http://lib.ru/MEMUARY/ERSHOW_W/zapiski_ezdowogo_psa.txt
Date: 2015-08-15 06:07 pm (UTC)...голосу?
> И вот тут вступает в силу то самое во-вторых.
А тут опять вспомнились "Раздумья ездового пса" В.В. Ершова:
---
Как-то недавно я шел через школьный двор. Было лето, пора ремонта, и
школа освобождалась от старой мебели. Стулья, столы, целые секции кресел из
актового зала -- все это горой лежало на школьном дворе, и школьники,
десятилетние пацаны, истово, в поте лица, ломали еще целые стулья, со смаком
выворачивая ножки и бросая их в большой пионерский костер. Прхожие
равнодушно бросали взгляд и шли себе мимо. Костер равнодушно поглощал плоды
человеческого труда.
Это уже 90-е годы. А в 50-х, когда я еще учился в школе, соседский
мальчишка по безотцовщине попал в школу-интернат. Это был уже не тот
ужасающий послевоенный детдом, где в нищете, голоде и ожесточении бились за
жизнь сироты войны, -- нет, это была новая школа, где детей хорошо кормили и
одевали. Но вот, по истечении срока носки вполне добротной одежды, ее по
акту полагалось уничтожать: рубили топорами, иной раз сами старшеклассники.
Родители их ходили в то время в куфайках и кирзухах; еще годную одежду можно
было по уму отдать в те же детдома... нет, плоды человеческого труда --
рубили. Дети.
Я не могу пройти мимо помойки, на которую кто-то выбросил стул со
сломанной ножкой. Ну возьми ты эпоксидку, намажь, приложи, обмотай до утра
-- и стул, продукт труда человеческого, обретет новую жизнь. Когда я вижу,
что вещь в беде, я не могу пройти мимо.
Так нет же: бич не отдает. Он при мне ломает стул ногами, разжигает из
него костерок и грязными черными руками смачно отправляет в рот сосиску, под
пивко. Он недавно украл кабель, по которому подавался ток в наши гаражи, и
мы всю зиму были без света. Кабель он порубил, принес и продал приемщику
цветного лома, где-то здесь же, в гаражах... может, по его наводке. Он
заработал себе на пиво. А тот, кто держит в цепких руках сеть приемных
пунктов цветного металлолома по всей стране, загнал алюминий за рубеж и
честно стал миллиардером. Он лоббирует где-то кого-то, и тот закрывает глаза
на то, что руками бичей прочно обустраивается в стране разруха.
К зиме бич сопьется вконец, заболеет, обморозится, его подберут на
улице, отрежут черные пальцы в больнице, и моя дочь будет его лечить,
исполняя клятву Гиппократа. А я буду без света чинить в гараже старую
машину, простужусь, тоже заболею, мой бронхит меня доконает, меня спишут, и
я уже не смогу летать, зарабатывать и помогать своей взрослой дочери-врачу
выжить в этом мире.
Я не могу пройти мимо сломанной и выброшенной вещи на помойке. Она не
виновата, что человек определил ей такую судьбу.
Но мимо человека, определившего свою судьбу -- жить на помойке, -- мимо
Человека, Личности, которая сама низвела себя до почти животного уровня, --
я пройду.
---